Аркадий Смолин, специальный корреспондент РАПСИ
Нежелание списать в утиль изношенный теплоход "Булгария" погубило более сотни человек. С каждым годом таких катастроф становится все больше: устарела не только техника, но и методы безопасности в клубах и учреждениях, система управления службами контроля и спасения. Журналисты ругают "эффективных менеджеров", простые Интернет-пользователи обвиняют власти. Растут панические настроения, многие ждут катастрофы…
Такую эмоциональную реакцию общества можно объяснить, пожалуй, только "гуманитарным характером" российского менталитета. С позиций экономики, права и даже теории управления происходящее не выходит за рамки допустимой погрешности системы. Поэтому простые граждане вряд ли заметят хоть какой-нибудь эффект от любых принимаемых мер по борьбе с халатностью и коррупцией, пока не будет переосмыслен экономико-правовой конфликт в оценке жизни человека в России.
Дешевле убить, чем защитить
В нашей стране признаны все основные акты, гарантирующие право человека на жизнь. Оно провозглашено во Всеобщей декларации прав человека, Международном Пакте об экономических, социальных и культурных правах, а также в Конституции Российской Федерации.
Однако новейшие экономические подходы к повышению реальной стоимости человеческой жизни, принятые за рубежом, у нас по-прежнему игнорируются. Декларируя "бесценность" жизни человека, на практике мы приближаемся к ее "бесплатности".
Как следствие, объективные законы экономики позволяют руководящим кадрам игнорировать меры безопасности: в случае аварии с человеческими жертвами, расходы виновников на выплату компенсации пострадавшим, вероятнее, окажутся ниже, чем стоимость превентивных мероприятий, позволяющих эту аварию предотвратить.
Может ли вернуть в рамки нравственности этот экономический закон ужесточение процедур контроля? Как показывает российский опыт, вряд ли. Скорее это только приведет к коррупционной инфляции, расходы на которую, в конце концов, будут компенсированы за счет оплаты потребителем прибавочной стоимости продукта или услуги.
Другим способом возвращения обуздания экономики правом, является внедрение обязательного страхования с внушительной суммой выплат. По всей видимости, именно к этому направлению решения проблемы "технократического холокоста" приглядываются российские власти.
Сразу после крушения "Булгарии" появилась информация, что законопроект об обязательной гражданской ответственности перевозчиков может быть принят во втором чтении Госдумой в октябре текущего года. Документ вводит обязательное страхование защиты интересов пассажиров на всех видах транспорта, кроме такси. Размер страховых выплат должен составить не менее 2 миллионов рублей.
Напомним, после аварии на Саяно-Шушенской ГЭС государством было принято решение выделить по 100 тысяч рублей семьям пострадавших и по миллиону рублей семьям погибших. Столько же от правительства РФ получат семьи погибших на теплоходе "Булгария".
Для сравнения, в США различные ведомства оценивают стоимость жизни от 2 до 5,8 миллионов долларов, в Германии и Франции – в один миллион долларов, в Испании – в четыреста тысяч долларов.
Цена россиянина
Однако данный законопроект интересен в первую очередь тем, что позволяет завязать разговор о единой оценке компенсации материального ущерба от гибели человека. На данный момент, никакого общего критерия, нормы и методики его определения в России попросту не существует. Размер компенсации сейчас зависит от профессии человека и обстоятельств его гибели.
Семья пассажира, погибшего в результате аварии на железнодорожном транспорте, могла рассчитывать на 12 тысяч рублей. Согласно закону об ОСАГО, максимальная выплата при гибели человека в автокатастрофе равна 160 тысячам рублей. В случае гибели в авиакатастрофе родственники получат 2 миллиона рублей. Гибель военнослужащего при исполнении служебных обязанностей оценивается в 120 окладов (который, к слову, существенно меньше среднемесячной зарплаты). Существенно дороже гибель судьи или сотрудника правоохранительных и контролирующих органов – 180 среднемесячных зарплат.
Два миллиона страховых выплат в такой ситуации могут стать необходимым общим базисом для вычисления справедливой суммы компенсации. Впрочем, сами россияне оценивают свою жизнь с каждым годом все дешевле, что вряд ли позволяет рассчитывать на подобную эволюцию указанного законопроекта.
Согласно результатам опроса, проведенного Центром стратегических исследований "Росгосстраха", размер денежного возмещения семье погибшего, которое общество считает справедливым, в 2010 году снизилась до 3,1 миллиона рублей. В 2009 году россияне оценивали "стоимость" своей жизни в 3,9 миллиона рублей, а в 2008 году - в 4 миллиона рублей.
Таким образом, оценка человеческой жизни в России находится на непозволительно низком уровне. Безусловно, виновны в этом и сами россияне, зачастую пренебрежительно относящиеся к ценности своей жизни, дискредитируя тем самым запросы на повышение норм безопасности и расходов по модернизации систем контроля. Однако гораздо важнее – отсутствие отлаженного механизма расчета стоимости жизни и распределения сфер ответственности (в том числе, по выплате компенсаций): в первую очередь, в судах.
Ведь давно доказана закономерность: только когда возрастают суммы возмещения вреда, связанного с гибелью человека, рынок отвечает превентивными затратами на повышение безопасности.
Судебная практика
В России пока только формируется практика оценки стоимости человеческой жизни в судах. Видимо, в силу недостаточно хорошо проработанной законодательной базы в этом вопросе (а именно – отсутствия формулы оценки таковой стоимости) часто такие иски вынуждены "уходить за рубеж" - в Европейский суд по правам человека.
Так, например, жалобу в ЕСПЧ подали 11 пострадавших и родственников погибших в результате обрушения крыши "Трансвааль-парка" в 2004 году. Надо заметить, что московские суды удовлетворили почти 20 заявлений потерпевших, обязав владельца аквапарка ЗАО "Европейские технологии и сервис" выплачивать компенсацию пострадавшим и родным погибших в трагедии. Суммы выплат не превышала 600 тысяч рублей.
При этом уголовное дело по обрушению аквапарка так и не дошло до суда. В деле были двое обвиняемых – архитектор Нодар Канчели и начальник Мосгорэкспертизы Анатолий Воронин. В 2006 году уголовное преследование Воронина было прекращено "в связи с его непричастностью к инкриминируемому преступлению", а спустя неделю был амнистирован и архитектор. Закрытие уголовного дела фактически снимает с государства ответственность за компенсацию гибели людей.
Также решили обратиться в ЕСПЧ родственники Ольги Берестневой, погибшей при крушении "Боинга" в Перми в сентябре 2008 года. Кроме нее, в той катастрофе погибло еще 87 человек. Мать Ольги требовала возместить ей три миллиона долларов. Однако Савеловский суд Москвы постановил взыскать в ее пользу 200 тысяч рублей морального вреда, а также 7,9 тысячи рублей транспортных расходов. Согласно же международной практике, компенсация по иску Берестеневой может составить не менее 15 миллионов рублей.
Между тем, по данным адвокатов, виновными в катастрофе следует признать не только пилотов. Самолет вылетел из Москвы в Пермь с двумя неисправностями: не работала система предотвращения сближения с самолетами в воздухе, и был несправен автомат тяги, включающийся при переводе самолета в режим автопилота. Если эта информация соответствует действительности, государство также должно нести ответственность за смерть пассажиров, поскольку не был обеспечен необходимый уровень контроля.
Наконец, 15 июня этого года Мещанский суд Москвы взыскал с РЖД более 100 тысяч рублей компенсации в пользу родственников погибшего под колесами скоростного поезда "Сапсан". Кроме того, компания должна будет начислять ежемесячно около 3 тысяч рублей на содержание трехлетней дочери до тех пор, пока она не достигнет 18-летнего возраста, а если девочка поступит на дневное отделение вуза, то выплата пенсии продлится до 21 года.
Трагедия произошла 11 сентября прошлого года на платформе Бурга (Новгородская область), когда воздушным потоком от скоростного поезда 24-летний Максим Говязин был сбит на рельсы.
Жена погибшего просила суд взыскать с РЖД 40 миллионов рублей в качестве компенсации морального вреда и 37 тысяч рублей - в качестве компенсации материального вреда. Таким образом, весьма симптоматичным выглядит тот факт, что суд назначил даже большую сумму компенсации материального вреда, чем значилась в поданном заявлении, однако главное содержание иска – компенсация морального ущерба – было проигнорировано.
Таким образом, нынешнюю судебную практику в России можно резюмировать следующим образом: гибель человека фактически не рассматривается как трагедия (о чем говорят минимальные выплаты морального ущерба), причиной чего может служить отсутствие артикулированной позиции государства по этому вопросу.
Принуждение к модернизации
Первые практически применимые методики расчета ценности жизни человека появились в США и Великобритании в первой половине шестидесятых в результате инициированной снизу судебной практики. Фактически уровень обеспечения безопасности людей в этих странах в 50-70ые годы прошлого века диктовался судами через размер компенсационных сумм за гибель людей при несчастных случаях на производстве и общественном транспорте.
Денежная оценка человеческой жизни, устанавливаемая судами, была весьма субъективной: чаще всего она превышала зарплату, которую человек мог заработать за всю свою жизнь – в среднем в шесть раз. Это не только стимулировало разработку научно обоснованных методов оценки жизни человека, но и вынуждало работодателей и перевозчиков обеспечивать безопасность людей на максимально возможном уровне.
В 1997 году Министерство транспорта США оценило жизнь "условного" американца в 2,7 миллиона долларов. С поправкой на инфляцию сегодня она уже превышает 3 миллиона долларов.
В России об аналогичных формулах никакой информации нет. Однако авторы федеральной целевой программы "Повышение безопасности дорожного движения в 2006-2012 годах" в ходе ее презентации заметили, что общий "социально-экономический ущерб" от одной потерянной жизни, согласно российской методике подсчетов, составляет 3,817 миллиона рублей.
Заниженная стоимость человеческой жизни непосредственным образом препятствует внедрению дорогостоящих инновационных программ обеспечения безопасности. Именно точная стоимость человеческой жизни является в ряде западных стран критерием при рассмотрении нововведений: они отклоняются, только если затраты на их внедрение выше потенциальной отдачи.
Например, около 20 лет назад американская академия наук рассматривала возможность установки ремней безопасности во всех школьных автобусах. Проект оценивался в 40 миллионов долларов. Однако когда оказалось, что ремни будут спасать в среднем около одной жизни в год, от него отказались.
Принятие подобного прозрачного критерия выбора объектов, нуждающихся в модернизации, может стать эффективнейшим антикоррупционным и социальным инструментом. Понятно, что количество финансовых ресурсов ограничено: условно говоря, направляемые на спасение жизней авиапассажиров деньги, сокращают размер потенциальной поддержки новых методов борьбы с лесными пожарами.
Поэтому критерий стоимости условной человеческой жизни может сыграть для модернизации сферы безопасности жизнедеятельности такую же роль, как сегодня играет закон о госзакупках в снижении уровня коррупции в госведмоствах.
Формулы оценки жизни
Можно, конечно, ждать, пока программа правового воспитания населения направит граждан в суды, где прецедентным образом выработается общий усредненный показатель стоимости человеческой жизни. Однако более рациональным выглядит внедрение такой формулы законодательным путем. Главным вопросом в этом случае может стать метод вычисления стоимости жизни.
Наиболее распространенный метод, изобретенный еще в XVII веке, заключается в вычислении недополученного государством дохода. Так, согласно принятой в России методике расчета нормативов социально-экономического ущерба от ДТП, величина ущерба включает экономические потери, вызванные "выбытием человека из сферы производства", необходимостью выплачивать пенсии по случаю потери кормильца и прочее.
Однако при таком подходе мы можем получить совершенно антигуманные результаты. Например, неожиданная смерть пенсионера должна рассматриваться как экономическое благо. Ценность женской жизни оказывается ниже ценности мужской. И так далее.
Недавно российские эксперты предложили компенсировать материальные потери для членов семьи погибшего, исходя из суммы его дохода за ожидаемый срок активной трудовой деятельности. Предполагается, что размер единовременной компенсации должен быть эквивалентен 164 средним зарплатам погибшего. При этом для оценки жизни пенсионеров, детей, студентов, инвалидов, солдат срочной службы может быть взята средняя величина зарплаты по стране.
Впрочем, и эту систему вряд ли можно назвать объективной. Ведь смерть молодого специалиста окажется "дешевле", чем гибель руководителя пенсионного возраста.
Другой способ: подсчет выражаемой в зарплате оценке добровольного риска для жизни, предполагаемой определенными профессиями. Редактор Esquire Иван Боганцев предлагает такой пример. Глубоководный ныряльщик на нефтяной платформе получает в год 300 тысяч фунтов стерлингов. Вероятность того, что на протяжении десяти лет эта профессия приведет к его смерти, оценивается в 5%. В то же время другие, безопасные профессии, где требуется сравнимый уровень образования и занятости, оплачиваются в среднем в 50 тысяч фунтов стерлингов. Таким образом, пятипроцентное увеличение риска жизни оценивается рынком в 250 тысяч, что при линейной трансформации дает 5 миллионов фунтов стерлингов за человеческую жизнь.
Впрочем, эта формула применима только в США и некоторых странах Европы. В России, где шахтеры остаются одной из самых социально незащищенных категорий, такой метод неприменим.
По всей видимости, создать сколь-либо объективную в российских условиях формулу расчета стоимости человеческой жизни возможно только путем интеграции и синтеза всех указанных методов.
Главным, на сегодняшний день, видится скорейшее законодательное внедрение принципа оплаты компенсации непосредственно всеми виновными сторонами в пропорциональном масштабе: начиная от владельцев, бизнесменов, управленцев, рискнувших сэкономить на системе безопасности, заканчивая чиновниками, пренебрегшими своими контролирующими обязанностями.
